Марина БОЙЦОВА

"Наследник Страдивари"

Кто он - музыкант, химик, инженер, столяр?.. Ни то, ни другое, ни третье. Петербуржец Александр Рабинович - скрипичных дел мастер, разгадавший секрет великого Страдивари.

РЕАЛИСТ...

Казалось бы, в этой старой хитроумной квартире в самом центре Петербурга, пахнущей лаком и кофе, с окнами на Казанский собор, надо говорить исключительно о высоком. Идя к Рабиновичу, я всерьез думала, что надо бы надеть белый халат и перчатки, ведь как-никак уникальные скрипки... Да и самого хозяина я представляла себе если не магом в высоком колпаке, то уж по крайней мере седовласым старцем. А он ходит в свитере, джинсах и недавно сбрил бороду.

- В конструкции скрипки нет ничего сложного. Сложность в том, что позволяет инструменту звучать живым голосом, - в микроструктуре древесины, особым образом обработанной. Ведь древесина - это набор пустот, набор капиллярных трубочек. Моя задача - напитать эти трубочки веществом, которое будет нести звук. И все! И дело даже не в геометрии и тем более не в красоте. "Итальянцы" (так называют инструменты работы итальянских мастеров XVI—XVIII веков) бывают внешне чудовищны, асимметричны, но при этом у них удивительный голос, живой!.

Никакого специального образования Александр Рабинович не имеет. Кроме, конечно, долгих лет учебы у Ивана Кривова, одного из лучших ленинградских скрипичных мастеров. Просто нет таких институтов, где учат делать скрипки, как у Страдивари, Амати, Гварнери. Да если бы и были, научить этому невозможно. Можно научить стругать ширпотреб. А вот творить...

- Любая мистика мне совершенно чужда. Что существует реально? Живой голос. Именно эта реальность позволила мне достичь определенного результата. Вот мне пытаются приписать, что я люблю работать по ночам. Но и этому можно найти реальное объяснение - просто ничто и никто не отвлекает. Суеты нет.

Кажется, он действительно не шутит. И на самом деле всему самому удивительному и таинственному находит абсолютно реальное объяснение.

— Итак, дощечки. Что я делаю? Я работаю над добычей полимера, который напитывает капиллярные трубочки, то есть делает мои инструменты живыми. Полимер получается в процессе расслоения вещества при особой обработке янтаря. Когда помешиваешь растопленный янтарь, появляется такая еле заметная «перламутровость». И в этот момент я должен остановиться, замереть, поймать ее. Тогда вещество расслоится так, как мне надо... Днем, в суете, я делаю все то же самое, но поймать момент удается не всегда.

Скрипки, при рождении которых "поймана перламутровость", сегодня звучат в лучших концертных залах мира. На этих инструментах играют скрипачи-виртуозы, лауреаты международных конкурсов Илья Грингольц, Мария Крестинская, концертмейстер Королевского оперного театра Великобритании Ковент-Гарден Сергей Левитин...

АЛХИМИК...

Музыканты утверждают, что с инструментами Александра Рабиновича происходит удивительная вещь: к ним невозможно привыкнуть, наоборот - с каждым годом в них открываются все новые возможности. Кстати, сам мастер, невзирая на его подчеркнутую реалистичность в восприятии бытия, без ложной скромности дает своим творениям гарантию 300 лет. Почему именно столько? А потому, что работам Страдивари сегодня как раз три столетия, но они нисколько не утеряли своего звукового богатства. И раз тайна их разгадана, то почему скрипки Рабиновича должны жить меньше?

В конструкции скрипки нет ничего сложного. Сложность в том, что позволяет инструменту звучать живым голосом, - в микроструктуре древесины, особым образом обработанной.

- Ну вот, вы опять о тайне! Нет никакой тайны, есть работа. И данная человеку Богом и природой способность мыслить. Да, именно мыслить, а не ухо¬дить вдохновенно в тупик, копируя изгибы, трещинки и считая миллиметры на "итальянцах". Это делали уже три века подряд, и результат - нулевой. Значит, дело не в геометрии. В чем же? Например, воск. Да, вощение древесины - это очень красиво. А вот если взять горный воск?.. А пунический?.. Все, эврика, щеки надулись... А если потрясти головой и подумать, что такое воск? Одиссей им затыкал уши, чтобы не слышать сирен. Это мономерное аморфное вещество, звукоизолятор. И если забить капиллярные трубки древесины воском, что я получу? Вот то- то и оно. Дальше - масляные лаки. Копируется старинная рецептура, льняное масло варится с солями металлов, получается льняная олифа. Берешь любой справочник и читаешь: олифа - процесс высыхания бесконечен. И если я напитаю олифой древесину, она будет сохнуть очень долго. Но когда наконец высохнет, звук умрет. Забитые олифой капиллярные трубочки звучать не могут. Значит, надо искать что-то другое. Я же говорю: все просто!

Удивительно просто. Только для того, чтобы достичь этой простоты, понадобилось почти полвека. Ленинградскому мальчику Саше Рабиновичу было около десяти, когда он впервые услышал живые голоса скрипок в мастерской Ивана Кривова, отца своего школьного товарища. Саша был очень далек от музыки, но загадка, почему внешне абсолютно одинаковые инструменты звучат по-разному, его поразила. И он начал учиться у Ивана Петровича. Сначала просто копировал, потом выполнял нехитрые починки, а потом и реставрационные работы, пытаясь понять, отчего же один инструмент поет, а дру¬гой просто звучит. К разгадке тайны он пришел, как сам говорит, путем мысленного эксперимента.

- В принципе, достаточно думать и читать. В книгах есть все что угодно. Я прочитал, что в Италии, на склонах Этны, было месторождение янтаря. Этот янтарь растворяли в эфирных маслах, что является первым этапом технологической обработки при приготовлении итальянской грунтовки. В конце XVIII века месторождение истощилось. И одновременно была утрачена технология изготовления старых "итальянцев". Такие совпадения, мне кажется, не случайны.

РОМАНТИК!

Уже готовые инструменты висят на леске прямо над головой. В маленькой комнатке - особый запах. Может, так пахнет янтарь, который Рабинович сам на своей машине привозит из Прибалтики? Или клен и ели из немецкого Бубенройта - одной из скрипичных столиц мира?

Мастерская прямо дома - не для удобства и не от лености. Александр Сергеевич мечтает о создании фонда музыкальных инструментов и школы мастеров, где разместились бы мастерская, музей-магазин, библиотека с камином и куда приходили бы гости, музыканты, ученики...

Но, пожалуй, сильнее всего мастер мечтает о достойных учениках.

- Вот скрипка... Сколько я нарисовал этих завитков? Тысячи. Как этому научишь? Надо выстрадать, вымучить понимание. Почему эта линия прекрасна, а эта нет? Почему на этой скрипке она идеально правильна, но бездушна, а на другой живая? Ученик должен быть с мастером сутками. Вместе размышлять, читать, слушать музыку, встречаться с людьми. Выстругать инструмент может любой. Надо понять образ, видеть то, что должно быть, и убрать лишнее.

Реально, но не приземленно. Кра¬сиво, но не вычурно. Изящно, тонко, но прочно. Понимание сути его творчества, его труда то предельно близко - вот-вот дотянешься и поймаешь, - то неуловимо ускользает. Как и сами эти "русские итальянцы", сделанные в старинной квартире, где мастер смотрит в окно на бурлящий Невский проспект и потом, в ночной тишине и покое, ловит свою "перламутровость"...

- Александр Сергеевич, да вы романтик!

- Да, но под толстым-толстым панцирем какого-нибудь стегоцефала. Я отстал от жизни на триста лет, я остался там, со Страдивари.

Август 2006 REVIEW